Взрыв в Чернобыле отозвался в судьбах и биографиях сотни тысяч людей.
Бросая на произвол судьбы все нажитое, работу, дом — кто в чем стоял
оказывался перед неизвестностью. С собой были только документы и
необходимые вещи, ведь эвакуировали всего на несколько дней, а
оказалось — навсегда.
«Великое переселение» не только отрывало людей от своих корней и
бросало в чужую среду, но и обусловливало душевную тревогу, вызывало
множество стрессов.
Предоставлялась ли чернобыльцам психологическая помощь и вообще
существовали ли в то время такие службы — об этом наш разговор с
кандидатом психологических наук, руководителем проекта Программы
развития Организации Объединенных Наций в Украине Оксаной ГАРНЕЦ.
— К сожалению, на тот момент психологических служб, которые бы
сопровождали весь этот процесс, просто не существовало. Они были
созданы только в 1992 году. В Киеве же на момент аварии как раз
организовывался психологический центр, и это было нечто экзотическое.
То есть психология как практическая наука — помочь выйти из депрессии,
решить личные проблемы — только начинала развиваться. Инициировала
создание центров социально-психологической помощи пострадавшим
чернобыльцам организация ЮНЕСКО в 1991 году (они до сих пор работают в
Славутиче, Бородянке, Иванкове, Коростене, Боярке). Это произошло после
того, как тогдашнее правительство признало, что у нас есть
постчернобыльские проблемы и нам необходима международная помощь. Всем
понятно, что психологическая поддержка пострадавших была запоздалой.
Наша справка
В 1986 году Оксана Гарнец участвовала в создании первого и
единственного на то время в Киеве психолого-консультативного центра. В
1988-м перешла в Институт психологии в лабораторию, изучавшую
последствия Чернобыльской катастрофы для подростков. Именно тогда было
проведено исследование детей-переселенцев и тех, которые проживали на
загрязненных территориях. С 1987 по 1990 годы действовала программа по
изучению психологической ситуации после Чернобыльской аварии. Потом —
затишье. К сожалению, методический постоянный психологический
мониторинг состояния детей-подростков и их семей не проводится.
— Каковы последствия эвакуации?
— То, что население отнеслось к этому спокойно и с пониманием,
свидетельствует: люди, работающие в атомной энергетике, в определенной
степени психологически готовы к экстремальным ситуациям, несмотря на
то, что до того дня утверждалось: атомная энергетика безопасная и
экологически чистая.
Во время экстренной эвакуации из 30-километровой зоны прежде всего
вывозили детей — детсадами, школами. Родители некоторое время их
разыскивали, так как не всегда было ясно, куда их вывезли. Исследование
показали: если дети в экстремальной ситуации находятся рядом с
родителями, они воспринимают ее, скорее, как приключение. Иначе
ребенок, не понимая, что происходит, переживает огромный стресс,
который со временем начинает реализовываться, налагая определенный
отпечаток на его психику.
— Как семьи приживались на новой почве?
— Из Чернобыльского региона переселяли целыми селами. Новые дома
неплохого качества, с газом, со всеми удобствами возводились рядом с
существующим селом, где условия жизни были намного хуже. Это порождало
зависть. Более того, среди взрослых велись разговоры, что переселенцы
заразные, излучают радиацию. Эти мифы, возникавшие из-за отсутствия
корректной информации, срабатывали. Например, в школах на их детей
показывали пальцами. Тогда никто не думал о том, что прежде чем
переселять, необходимо провести разъяснительную работу с местными
жителями, а затем — помочь выстраивать сельскую общину, чтобы проблемы
чернобыльцев стали понятными. Или, скажем, район Троещины должны были
заселить киевляне, годами стоявшие в очереди. Но новое жилье досталось
тем, кто остался без крыши над головой. Беда в том, что людям не
объясняли, что происходит. Отсюда и непонимание.
Совсем другая ситуация была с людьми, уезжавшими из загрязненной зоны
во время планового переселения. Перед тем их информировали, у них
интересовались, куда они хотят перебраться, гарантировали
соответствующие условия проживания. После переезда они намного лучше и
легче адаптировались в других регионах, чем те, кто попадал туда в
форс-мажорных обстоятельствах.
Как-то разговаривала со старушкой, которая с Житомирщины возвратилась
назад — в 30-километровую зону. Там с дедом обзавелись своим хозяйством
и чувствуют себя абсолютно счастливыми. На мое удивление, что бежали от
лучших условий, женщина сказала: здесь, в нашем Полесье, земля сухая,
куры могут выйти поклевать, а там чернозем — у курицы лапы вязнут. 90
процентов всех пострадавших проживали в сельской местности. Поэтому,
прежде всего, это — сельская катастрофа. А крестьяне, как известно,
навеки прикипают к насиженным местам. И прижиться где-то в других
местах им крайне тяжело.
— Страдали ли люди фобиями в результате хронического стресса?
— Фобии, спровоцированные непрофессиональной информацией, которая
подавалась населению, были в самом начале. Очень хорошо помню, как 5
мая тогдашний министр здравоохранения по телевидению уверял, что все
прекрасно, никакой угрозы нет, но закройте форточки, каждый день
делайте влажную уборку, мойтесь после каждого выхода на улицу и т. п.
Непродуманное информирование вызвало парадоксальные фобические реакции
у населения. Например, среди лета некоторые киевляне начали одеваться,
будто зимой. Но отмечу, что много было психосоматических реакций. Как
известно, стрессогенные ситуации влияют на физическое здоровье. Это
доказанный факт: стрессы провоцируют сердечно-сосудистые заболевания,
аллергию, нарушения пищеварения и т. п. Ведь те, кто живет в ожидании
болячек, в конце концов, их получают. А у больного свое объяснение — от
радиации. О влиянии радиации написано немало. Все зависит от того, как
мы воспринимаем эту информацию. Конечно, здоровье надо беречь, но не
надо связывать все нелады с последствиями катастрофы.
— Исполнилась 21-я годовщина той страшной атомной ночи. Подросло уже
новое поколение переселенцев. Отразился ли на них чернобыльский синдром?
— В результате исследования среди подростков-непереселенцев
(контрольной группы) и переселенцев в конце 90-х годов вырисовалась
такая картина: детям контрольной группы виделся в будущем только
позитив — поступление в вуз, свадьба, большая семья и т. п.,
продолжительность жизни не менее 95 лет. А подростки-чернобыльцы делили
жизнь на до и после аварии. Будущее им представлялось безрадостным, а
себя дети видели больными и отмерили свой век 65-летней отметкой...
